вчера были годовщины смерти Пинеля, снявшего цепи с сумасшедших - и, пожалуй, самого любимого мною посл. годы дирижёра - Кнаппертсбуша.

Я же посетил "Упражнения и танцы Гвидо" Мартынова - опера исполнялась в ведущем на север Милютинском переулке, где расположены два из трёх католических храмов Москвы, в т. ч. храм св. Людовика, к-й я любил посещать в юности... Однажды он мне приснился, очень странный сон, к-й я помню много лет. Концерт происходил в самом высоком доме Москвы 1909 года (до постройки дома Нирнзее в Гнездниковском), сооружённом Эриксоном - б. Центр. телефонной станции.

Опера основана на 6 тонах, ут(ре)-ре-ми-фа-соль-ля, т.е. вместо гурджиевских двух толчков был только один: ми-фа. Кстати, за посл. 200 лет камертон повысился, и то, что мы слышим сейчас как "ми" было прежде "фа". Только этот полутон и существовал, никаких си-до. И Мартынов убедительно иллюстрировал относительность привязки ступени к звуковысотности. Шесть же тонов Гвидо он увязал с шестью ступенями восхождения к Богу в трактате св. Бонавентуры.
При входе в полуразрушенный зал висела табличка
Вообще был прекрасный вечер - и музыка, и исполнение, и место. Во вступит. слове Юровский, говоря о лондонской премьере Вита Нова, произнёс замечательное - "большой успех у публики был вызван непониманием". А из вступит. слова автора я процитирую:
Принцип модерна - ужасно говорить об ужасном. Это была правда XX века, репрезентированная Чёрным квадратом или "Герникой" . Ужас этого безвоздушного замкнутого пространства понятен при сопоставлении с более ранними картинами, в которых пространство наполнено благодатью - например, с иллюстрациями XI века к "Толкованию на Апокалипсис" Беатуса. В переводе с греч., "апокалипсис" - это "откровение", и чем заканчивается этот текст? Ей, гряди Господи! Я думаю, что Гвидо - самый великий человек в истории западно-европейской музыки, стрелочник, задавший её направление. Я же занимаюсь не совсем музыкальной деятельностью, музыка для меня - это способ продемонстрировать цивилизационный рубеж, на котором мы находимся. Совр. российские оперы стоят на позиции Герники - наша разница не эстетическая и даже не мировоззренческая, мы относимся к разным антропологическим типам, я - ничтожный носитель не ужасного, а прекрасного апокалиптического начала, они находятся в XX веке, а я себя ощущаю в XXI.