сегодня у большинства мусульман - Ид ал-Адха. Миллионы людей возглашали только что: "Вот я перед Тобой, Господи! Нет равного Тебе!" А я продолжаю анализ этих "трёх дней" (23-25) - примечательно, что сразу после них наступила кульминация хаджжа - Стояние на Арафате (где встретились изгнанные из Рая Адам и Ева - это к вопросу о пиках на горе Trefan): 26-го был весьма амбивалентный день: первая публикация Булгакова - фельетон "Грядущие перспективы" (sic!) был издан в Грозном в 1919.

Но вернусь к прошедшему. Буквы тех "дней": Б, Ф, М. Их подготовкой и была история с покупкой Бехштейна, когда из трёх роялей - символов Отца, Матери и меня как "блудного сына", т.е. ушедшего в некую Альтернативу - выбрана была Мать: Школа и Берлин. Направление: Юго-Запад. Основные точки - Боровицкий холм (и Ваганьковский) и Жуковка (т.е. символ психиатрии среди "личных архетипов"), обрамлён процесс был событиями у Тверской: презентацией мартыновской Казус Vita Nova в Фаланстере и передачей ему 1-го издания Vita Nova в ресторане "Фа-Соль" в Доме Композиторов. Дом капитана Семёновского полка Пашкова (с беседкой бельведера, вероятно, Осипа Бове) проявился здесь не только как булгаковская точка отсчёта (взгляд Воланда) и местоположение моей Школы, но и присуждением в нём 26-го второй в мире по величине премии "Большая книга" автору биографии барона Унгерна - Юзефовичу. Второе место занял "Каменный мост" Терехова.

23-го у католиков - день памяти Римского Папы Климента I (у правосл. - 25.11 ст.ст.), хиротонисанного ап. Петром; "крёстного отца" кириллицы, первым отдавшего свои мощи Русской Церкви. От его храма - уж почти год самой высокой точки Замоскворечья - я направился к другому, Софии Премудрости Божией в Средних Садовниках, на Софийскую набережную. Два моста я прошёл в тот день - Большой Москворецкий (где приземлился Руст) - к Премудрости Божией принимать Бехштейн ("это Эскориал" - говорил Чехов об этом месте) и Большой Каменный - направившись в Фаланстер на презентацию (+ продавалась переизданная Пёстрые прутья Иакова). Проверил рояль по каталогу - да, номер 1940 года, претензии к звуку всё ж были, но эти мастера делать дальше уже не хотели...

24-го Вежливый Отказ приступил к записи первого альбома, в к-м не будет моих партий (в Герани они были, хоть я и не играл)

25-го - встреча в Доме Композиторов, где была квартира исследователя Равеля Иван Иваныча (в неё я захаживал на порядок чаще, чем в гринденковско-кремеровскую, под к-й жил любимый Александр Сац) - прошла в трёхчасовой беседе вчетвером: за столиком - Мартынов, скрипач из Аквариума (рассказал ему о "золотой рыбке, погибшей на посту") и психиатр из Лондона, что заставило меня неизбежно вспомнить первую строчку из трудночитабельной в силу затейливости немецкого почерка книги моей прапрапрабабки:


zoom
в ДК начинался концерт 20-летия АСМ, и мы вышли на Тверскую. Психиатр по-английски исчезла на лосевские чтения, а Мартынов, взяв меня и скрипача под руки - вспоминал про деревья, не так давно ещё здесь стоявшие...

вчера были годовщины много лет наилюбимейшего Фридемана, ещё с юношеской пластинки Шульце (ДР 1710) - и Мориса Бежара (2007), первого мусульманина (нет, не Генона с Шуоном, не Гароди), который заставил взглянуть меня на ислам с неожиданной стороны, как, напр., католик взглянул бы на духобора. Привёз домой большой цветок, в связи с чем выставил на лесенку 2.5 метровый молочай (горшка не было) - молочай тут же забрали, а новый цветок спровоцировал перестановку в комнате - вновь вещи сдвинулись по часовой. сегодня - смерть Клауса Кински, в последний год я пересмотрел все документалки и все фильмы Херцога - кажется, только он мог совладать с этим незабываемым актёром.

под видом бехштейнов боролись символы: моего отца (детства), матери (школы) и альтернативной, так сказать, карьеры (от Коперника до Отказа): три рояля: владелица одного уехала в Торонто (fa, trefan street - а училась она там же, где и отец - в Ипполитова-Иванова), другой продавался в фортепианной мастерской напротив Кремля (и тоже принадлежал женщине), третий - достался после смерти сестры ученику Курчатова. Вчера в 23ч и произошла та самая кульминация после пика. Победил Кремль, т.е. Школа. Геббельс всё ж отметился: инструмент 1940 года с максимально строгими линиями, без вычурности ранних бехштейнов.

Читаю одну из трёх книг модного в 90-х Лебрехта, к к-му относился с некоторой неприязнью, открыв как-то наугад страницу с пренебрежительным авторским замечанием о весьма достойном, на мой взгляд, музыканте... но сейчас обнаружил в ней гораздо больше того, что подтвердило мою всегдашнюю нелюбовь к Бруно Вальтеру и Тосканини. Вот немного оттуда:

"К тому времени [1888] Королевская венгерская опера обратилась в "полностью утратившую репутацию труппу", которую националисты стремились возвысить до равного Вене положения. Наименее, казалось бы, способным достичь этого кандидатом был неоперившийся чешский еврей, не знавший ни слова по-мадьярски и открыто исповедовавший вагнеровский культ тевтонского превосходства. <...> В ночь первого в Венгрии представления "Золота Рейна" он продолжал дирижировать до тех пор, пока половину сцены не охватило пламя пожара, и зрители первых рядов не разбежались. <...>

Если Тосканини не нравилось какое-то место партитуры, он его переписывал. Когда Равель после парижской премьеры "Болеро" попенял ему на слишком быстрое - вдвое против указанного композитором - исполнение его экстатических ритмов, тот огрызнулся: "Это единственное, что могло спасти ваше сочинение". Шостакович, оскорблённый сделанной во время войны записью "Ленинградской симфонии", сказал: " Я очень рассердился, услышав это". ... Ни единого намёка на подобные упрёки невозможно было напечатать в те времена, когда Тосканини держал интеллектуальную свободу американской прессы в тисках более крепких, чем те кандалы, в которые Сталин заковал "Известия". ... Его записи можно было покупать с полной уверенностью и выставлять на полках гостиной как символ исповедуемых их обладателем культурных ценностей. Иными словами, они исполняли роль "китча" - подставного искусства, однажды определённого Фуртвенглером как проявление "боязни человека, интеллектуального лишь наполовину... что его надуют".

"Вальтер - великий дирижёр, - признавал Шёнберг. - Однако в частной жизни он всегда был гнусной свиньёй, и одна только мысль о нём вызывала у меня тошноту".
--------
UPD к вечеру пришло от lebrecht.co.uk о русском авангарде

и люди воплощаются гроздьями, и события - кластерами... эпопея с покупкой бехштейна (первого рояля, на котором я играл - у Артоболевской, ещё до подаренного родителями Беккера) показала это ярче обычного, и, пожалуй, её пик был вчера: рояль я ищу для ученицы, у меня-то вполне устраивающий Rönisch... Пик не означает кульминацию - в том смысле, как, напр., циклон 1970 г., унёсший до 500 тыс. жизней: пик скорости ветра был 12-го ноября, а осн. кол-во жертв - 13-го. Много лет эта уч-ца жила на улице, название которой начинается с буквы Ф. Вот на эту улицу я и приехал, хозяин инструмента оказался близким другом Гинзбурга и учеником Курчатова (в ДК Курчатова был дебют Отказа, в Курчатнике была потом наша база, а в Уране - посл. база Коперника), рассказывал про умеренные способности К. как учёного, не особо хорошие "человеческие качества" и сверхвыдающиеся организаторские. Восторгался Алихановым, подчеркнув то, что на вопрос Сталина Иоффе предложил назначить руководителем атомного проекта А. и К. - именно в такой последовательности. Обсудили с ним и альпинисткие достижения грека Караяна (этот старый физик увлекался восхождениями). Хозяйкой же квартиры оказалась жжюзер, удивительно похожая на внучку Гинзбурга и телом, и манерами, и стилистикой (немного тифаретовской), и мышлением. В этот момент в Москве (в дату смерти друга Бошняковича Эрика Курмангалиева) выступал Пи Оридж (вероятно, этот тур прощальный), и знакомый, замучивший меня накануне вопросами по составлению приватно-поэтического письма, смог его успешно передать вместе с моими треками, чему я не особо рад - но возражать было бессмысленно. Записал новый альбом Боров с Ящером - послушал, добротный треш.