под видом бехштейнов боролись символы: моего отца (детства), матери (школы) и альтернативной, так сказать, карьеры (от Коперника до Отказа): три рояля: владелица одного уехала в Торонто (fa, trefan street - а училась она там же, где и отец - в Ипполитова-Иванова), другой продавался в фортепианной мастерской напротив Кремля (и тоже принадлежал женщине), третий - достался после смерти сестры ученику Курчатова. Вчера в 23ч и произошла та самая кульминация после пика. Победил Кремль, т.е. Школа. Геббельс всё ж отметился: инструмент 1940 года с максимально строгими линиями, без вычурности ранних бехштейнов.

Читаю одну из трёх книг модного в 90-х Лебрехта, к к-му относился с некоторой неприязнью, открыв как-то наугад страницу с пренебрежительным авторским замечанием о весьма достойном, на мой взгляд, музыканте... но сейчас обнаружил в ней гораздо больше того, что подтвердило мою всегдашнюю нелюбовь к Бруно Вальтеру и Тосканини. Вот немного оттуда:

"К тому времени [1888] Королевская венгерская опера обратилась в "полностью утратившую репутацию труппу", которую националисты стремились возвысить до равного Вене положения. Наименее, казалось бы, способным достичь этого кандидатом был неоперившийся чешский еврей, не знавший ни слова по-мадьярски и открыто исповедовавший вагнеровский культ тевтонского превосходства. <...> В ночь первого в Венгрии представления "Золота Рейна" он продолжал дирижировать до тех пор, пока половину сцены не охватило пламя пожара, и зрители первых рядов не разбежались. <...>

Если Тосканини не нравилось какое-то место партитуры, он его переписывал. Когда Равель после парижской премьеры "Болеро" попенял ему на слишком быстрое - вдвое против указанного композитором - исполнение его экстатических ритмов, тот огрызнулся: "Это единственное, что могло спасти ваше сочинение". Шостакович, оскорблённый сделанной во время войны записью "Ленинградской симфонии", сказал: " Я очень рассердился, услышав это". ... Ни единого намёка на подобные упрёки невозможно было напечатать в те времена, когда Тосканини держал интеллектуальную свободу американской прессы в тисках более крепких, чем те кандалы, в которые Сталин заковал "Известия". ... Его записи можно было покупать с полной уверенностью и выставлять на полках гостиной как символ исповедуемых их обладателем культурных ценностей. Иными словами, они исполняли роль "китча" - подставного искусства, однажды определённого Фуртвенглером как проявление "боязни человека, интеллектуального лишь наполовину... что его надуют".

"Вальтер - великий дирижёр, - признавал Шёнберг. - Однако в частной жизни он всегда был гнусной свиньёй, и одна только мысль о нём вызывала у меня тошноту".
--------
UPD к вечеру пришло от lebrecht.co.uk о русском авангарде