сегодня Bloomsday, навсегда связавший писателя с официанткой из Finn's Hotel, а меня с Мартыновым (сегодня, если не ошибаюсь, и григорианская годовщина рождения славного Густава Маннергейма); мать звонила из Калининграда: впервые она там, хоть всю жизнь любит янтарь (приехала позавчера, отметив Фридланд, приведший к встрече на Немане - кстати, условием тильзитского мира было прекращение экспорта русской пеньки в Англию, сильно сократившей посевы конопли). Завтра в ЦДЛ вечер памяти Артура. Я же вспоминаю ЦДХ, где был в пятницу на презентации мартыновской "Время Алисы" (книга выйдет в августе): перед небольшой речью он почти час играл на "Эстонии" свою "Стену-сообщение" с настойчивой VI ступенью - стену такими звуками не разрушишь, и сознание искало тайную дверь, в которую стучалось это "фа":
Показываемая на мониторе, стена за час изменила масштаб с кирпича во весь экран до тонкой полоски в белом пространстве. Под конец перфоманс перекрыло радиообъявление о скорогрядущем ФМ: через неск. минут начинался показ мурнауского "Фауста" (а через неск. часов умер Фуат Мансуров). Всё это было 11-го, а 12-го в городе случился очередной температурный рекорд: +31. 13-го был небольшой шторм - погиб один, повалено 900.

из выступления Мартынова:
"Великое искусство подразумевает великую власть. Когда-то искусство имело власть, и было "искусство власти", сама власть была компетентна в искусстве, но теперь нельзя представить Горбачёва, переписывающегося с Дерридой (как Екатерина с Вольтером) или Буша, дающего тему Пярту (как Фридрих Баху). Финальная точка в симфонии искусства и власти - альянс Вагнера и Людвига, она финальна тем более, что Людвиг вступил в воды озера - я думаю, он так поступил из-за глубокого отвращения к тем формам, которые начала принимать европейская история, он не желал жить в одном мире с Бисмарком и Иоганном Штраусом - симптомом невозможности такой симфонии было уничтожение Бетховеном своего посвящения Наполеону. Слова Шёнберга "публика - враг музыки номер один" - это добровольное признание в том, что композиторы более не имеют власти над публикой.

После гитлеровского и сталинского режимов серьёзно говорить о симфонии власти и искусства уже нельзя, но не надо обольщаться: власть деградирует вместе с искусством. Западноевропейская и ренессансная музыка есть властное высказывание, она опирается на власть, через неё власть себя транслирует; там, где нет власти, не может быть и настоящего искусства... Однако новая эволюционная ступень предполагает отсутствие как "настоящей власти", так и "настоящего искусства", примером чего является 4'33" Кейджа - там нет ни власти, ни искусства, но есть большее: пребывание в реальности".