Карл Шмит "Глоссарий" (дневники)
Glossarium. Aufzeichnungen der Jahre 1947–1951 / Berlin: Duncker & Humblot, 1991
СОЦИОЛОГИЧЕСКОЕ ОБОЗРЕНИЕ №№ 1/2010, 1-3/2011, 2-3/2012
перевод Ю. Коринца, редакция А. Филиппова
Карл Шмитт почти всю жизнь вел дневники. Иногда это были краткие бытовые сообщения, иногда — глубокомысленные подробные рассуждения. Но почти всегда он, столь заботящийся о сохранении архива и трясущийся над рукописями, использовал особый способ письма, так называемую «габельсбергскую стенографию». Этот способ стенографирования теперь практически неизвестен, его секретом владеет, сколько известно, лишь один глубокий старец, способный разобрать почерк Шмитта и помогающий расшифровывать рукописи его дневников, выходящие ныне отдельными объемистыми томами. В этом ряду дневниковых записей особое место занимает «Глоссарий», о посмертной публикации которого Шмитт, видимо, думал всерьез. «Глоссарий» он создавал в 1947–1958 гг., начав работу над ним после возвращения из Нюрнберга, где находился под следствием. Карьера его была разрушена, как оказалось, навсегда, времени было много, переосмыслить предстояло многое. Содержательно ценными, как считают публикаторы, являются по преимуществу записи 1947–1951 гг. Они легко вычленяются. На первых десяти страницах — не поддающаяся расшифровке стенограмма, затем — сделанная рукой самого Шмитта пометка красным карандашом «Читаемое начинается со страницы 10, 28.8.1947», после чего идет уже не стенографическая запись, но обычная скоропись, правда, готическим шрифтом в такой форме, которая нынче уже совершенно вышла из употребления. В 1952–1958 гг. записи становятся очень скупыми и большая часть дневников — вырезки из газет, снабженные опять-таки нечитаемым стенографическим комментарием.
В 1991 г. Эберхард барон фон Медем выпустил «Глоссарий», то есть именно его самую интересную и ценную часть в издательстве Duncker & Humblot. Книга имела большой резонанс и стала незаменимым источником для всех, кому интересен Шмитт. Правда, издание трудно назвать удачным. В него вложен большой труд, и все-таки оно далеко от стандартов научной публикации. В нем есть досадные опечатки, аппарат слабый и составлен не очень аккуратно. Но другого «Глоссария» все равно нет.
А. Филиппов
28.8.47
Благородная простота и тихое величие [1]; да, тишина! Тишайшая тишина в стране! Пиетистская гуманистическая тишина. Я спрашиваю себя: тишина по отношению к кому? Тишина становится полемическим понятием относительно барочного шума. Это и есть самое конкретное в этой тишине и благородной простоте. Руссо как археолог; пробуждение радостных чувств при раскопках Греции.
Чем же было эта мнимое trahison des clercs [2, 3]? Такое trahison есть, clercs преданы постыдным образом, хуже, чем югославский король Петр; они преданы деньгам и массе, и когда они стали искать защиты у государства (это было простительным заблуждением, заблуждением, которое доказывало то, что они еще обладали историческим знанием), и когда они искали единственно убежища, тогда их попрекнули этим как trahison. Отвратительные обманщики, разрушители убежища; но Бог изменяет смысл лжи в устах самого лжеца и придает ей истинный смысл: trahison des clercs может означать и предательство по отношению к интеллектуалам; родительный падеж «des clercs» может быть genitivus objectivus, и тогда он схватывает суть: разрушение auctoritas spiritualis [4] душами, пресмыкающимися перед Князем мира сего.
Речь Enrico Corradini, Флоренция, 8 февраля 1925г.; Représentant le fachisme comme la révolution de l’Etat (sic!) contre la prédominance des intérêts privés [5]*. Итак, это Sallust contra pecuniam [6], ищущий убежища у Цезаря, дева у торговца девушками, бедные clercs; государство, к которому бежал Коррадини, желало быть цезаристской империей. Классицизм оказался бесплатной добавкой.
Государство = суверенитет = решение (Dezision) = окончание гражданской войны внутри только и возникающего благодаря этому государства. Означает ли мировое господство также окончание гражданской войны? Нет, но это комбинация международно-правовой войны и гражданской войны. Тацит Hist. 1, 2: bellum externum et civilia permixtum [7].
Отто Бруннер (Land und Herrschaft 1939, s.170): На территории средневековой Европы не было суверенных властей, и они были невозможны. В великой борьбе за инвеституру церковь соединилась с локальными властями и создала таким образом «ситуацию, когда короли и князья между церковью и локальными властями не могли занимать самостоятельную суверенную позицию». Между духом и почвой нет [места] суверенитету! Или даже так: рядом с политической духовностью нет суверенитета. Единство, полное отчаяния, единство отчаяния, этот чисто децизионистский суверенитет. Единство лишь в случае крайней необходимости и в исключительном случае.
Бруннер говорит (ссылаясь на K. H. Ganahl, Studien zur Geschichte des kirchlichen Verfassungsrechts im 10. und 11. Jahrhundert, 1935, s.7), «что проблема [соперничества в вопросе] суверенитета между государством и церковью, во всяком случае, не могла быть поставлена прежде борьбы за инвеституру». Ни император, ни князь, ни Папа не были действительно суверенны. «Но до тех пор пока не было суверенных властей, не могло осуществиться и разделение идеи права и позитивного права» (s.170).
(Итак, отсутствие политической духовности — суверенитет — позитивная легальность: ср. Ламеннэ, выше, S. 5: Мы живем все еще до 1848 года!!)
Пополудни: сильно задет статьей Вилли Хааза (Willy Haas), опубликованной в мае 1932 г. в «Literarische Welt» под заголовком «Новое политическое учение». Он именует меня нигилистом, определение друга-врага называет скрытой и самой скверной нейтрализацией, выеденным яйцом, поскольку-де оно абстрагируется от единственной конкретной причины вражды, а именно от современной материальной причины, от классовой вражды, направленной против буржуа, этим оно нейтрализуется и само является в высшей степени политическим. При этом он неверно представляет врага как нечто такое, что «можно уничтожить в истребительной войне». Удивительно. Поскольку я остерегаюсь отождествить себя с его враждой, враждой марксистской гражданской войны, он объявляет врагом меня и мою теорию. Чудесное подтверждение. Каждый признает мою правоту, если я признаю его правым с его конкретным различением друга и врага. Если бы я сказал: врагом является еврей, нацисты признали бы мою правоту; если бы я сказал: врагом является нацист, мою правоту признали бы другие и так далее. Но это еще относительно честные люди. Самые худшие — те, что отрицают, будто у них вообще есть вражда, и на этом основании удостоверяют свою вражду. О многом еще можно сказать: докторская диссертация эсэсовца Леммеля против меня: понятие «раса» оккупировали деревенские дворняжки, а враги их оставили им его, и т.д.
Сейчас меня тронуло начало Истории Тацита. Неужели это только лишь риторика, как говорил мне Ортега? Не ситуативное ли это тождество, то есть экзистенциальное участие, participatio8 в той же самой первоситуации, сердцевине нашего эона?
[Участие в] ère actiaque[9], как ее именует Прудон, первоистоке нашего эона? Каждое слово этой главы Тацита исчерпывающе актуально: magna ingenia cessere[10]; opus adgredior opimum casibus[11], atrox proeliis, discors seditionibus, ipsa etiam pace saevum. Да, ipsa etiam pace saevum, bella civilia et externa plerumque permixta[12]. Соединение внешней войны и гражданской войны — это не риторика, но познанная и высказанная ужасающая действительность, неразличимость войны и мира.
1. Формула И. И. Винкельмана (1717–1768), характеристика эллинского искусства. — Прим. перев.
2. Предательство интеллектуалов (фр.). Название знаменитой книги Жюльена Бенда. См.: Бенда Ж. Предательство интеллектуалов. М.: ИРИСЭН, 2009. — Прим. ред.
3. Ср.: Benda J. La trahison des Clercs. Paris, 1926
4.Духовного авторитета (лат.). — Прим. ред.
5. Представляя фашизм как революцию государства (так!) против преобладания частных интересов (фр.). Энрико Коррадини (1865–1931) — итальянский националистический публицист. — Прим. ред.
6. Саллюстий против денег (лат.). Саллюстий — римский историк и политический деятель. В «Послании к Цезарю» он призывает бороться с корыстолюбием, «уничтожить вес денег». — Прим. ред.
7. Война внешняя смешалась с войнами гражданскими (лат.). Шмитт не совсем точно цитирует «Историю» Тацита, который пишет: «…Trina bella civilia, plura externa ac plerumque permixta…», то есть «три гражданские войны, ряд внешних и много таких, что были одновременно и гражданскими, и внешними». — Прим. ред.
8. Участие (лат.). — Прим. ред.
9. Античной эре (фр.). — Прим. ред.
10. Великие таланты перевелись (лат.). — Прим. ред.
11. Я приступаю к рассказу о временах, исполненных несчастий, изобилующих жестокими битвами, смутами и распрями, о временах, диких и неистовых даже в мирную пору (лат.). Перевод Г. С. Кнабе, ред. М. Е. Грабарь-Пассек по изданию: Тацит. Анналы. История. Малые произведения. Т. 2. М.: Ладомир, 2003.
12. Да, даже в мирную пору войны внешние и гражданские, и множество таких, чтобы были одновременно гражданскими и внешними (лат.). — Прим. ред.
29.08.1947
Неразличимость войны и мира есть в то же время fas nefasque mixtum[1ъх; превращение права в легальность, то есть когда право лишают характера взаимности (равные шансы — случай взаимности), а нелегальность превращают в тактический маневр (дозволенные военные хитрости, ruse de guerre[2] гражданской войны).
Написал Гансу Бариону[3]: Ваша статья на сто дней со дня смерти Зоома[4] (1941)[5] живо занимает меня. Вы отражаете наступление юриста с неслыханной силой и ввергаете опрометчивого агрессора в пропасть его собственной проблематики. С полным на то основанием. Смог бы он (следуя скверным образцам) уцепиться за победоносного теолога, чтобы, по крайней мере, утащить за собой в бездну малую часть его? Например, столь фатальную для него как юриста цепочку антитетических понятий: «дух — традиция», «харизма — должность», «решение (Dezision) — институт» он тянул бы и далее с мужеством отчаяния, а именно: через «суверенитет — легальность» до «Pouvoir constituant — Pouvoir constitué»[6] внутрь (или вниз), в пропасть метафизики. «Natura naturans — Natura naturata»[7] (ср. S. 142 [моей] книги Diktatur)[8], неорганизуемо-организуемое, plenitudo potestatis immediatae в omnes et singulos[9]?
(Затем вопрос по поводу Отто Бруннера (Otto Brunner, Land und Herrschaft; и K. H. Ganahl[10].) Как мне кажется, Лютер в своей собственной легитимации еще глубоко укоренен в традиции, даже, скорее, в традиции средневекового ius reformandi. Напротив, кальвинисты знают, [что тот, кто] a Deo exсitatus[11] легитимирует себя знамениями и чудесами. (Затем указание на новое в ставшей стереотипной области прав человека: право на политическое заблуждение, право на религиозное заблуждение стали основанием конституционного права, остающегося современным до сих пор).
30.08.1947
Современный правопорядок «не знает вражды» (Otto Brunner, Land und Herrschaft, S. 38). Отсюда и ужас перед моим определением Политического. Понятие вражды (Fehde) и понятие мести доставляют особенную трудность историку права. Он все время видит в праве смут (Fehderecht[12]) и праве мести или доправовые частные явления, или несовершенные истоки современного развития, особенно — в средневековом праве смут. Другой причиной вражды против вражды является приписывание [вражде] идеи уничтожения: [этим грешат] Г[ерман] Геллер и Вилли Хаас[13].
31.08.1947
Познакомился с берлинским докладом Джеймса Шотвелла[14] в марте 1927 года (согласно Эрнсту Йекку[15], доклад представляет собой «формальное введение» в новое понимание войны, предполагающее криминализацию агрессора). «Предстоит ли нам кардинальный поворот всемирной истории?» От неполитического мировоззрения к науке, демократии, к целям, которые ранее были оправданы войной; по-другому, добавим мы, оправданы. Очень важна промышленная революция; здесь речь об изменении, а не о повторении. Раньше мир был статичным, и [в нем] была война, теперь он становится динамичным, и должен наступить мир; странно; ярость и нечистая совесть ищут виновного и козла отпущения; найдутся безумцы и глупцы, готовые пасть жертвой этой потребности. Вот что еще свойственно динамике нового века. Война больше не является ultima ratio, она утратила свой raison d’être. «Новый динамический мир, создание человеческого духа не имеет другого средства защиты (от дальнейших разрушений, причиняемых войной) для спасения своего драгоценного достояния (что есть это драгоценное достояние?), чем та же самая техника, посредством которой он одновременно и создает себе опору, и подвергает себя опасности, поскольку всякое техническое открытие заставляет противника быть равноценным ему и даже — более страшным»[16].
Это показала нам война 1914–1918 годов. Она прояснила, что это не случайное, но типичное явление, причем тем более чем больше развивается цивилизация. Что же это значит? Чем страшнее становится оружие, тем меньше уважения оказывают противнику. В этом новизна: тем более интенсивно дисквалифицируют противника.
01.09.1947 (ср. 13.06.1948)
«Что отсюда следует?» — задает вопрос Д. Шотвелл. Его ответ таков: поскольку война перестала быть просчитываемой (какой она была в статически-повторяющемся веке), она более не принадлежит реальной политике, и мы должны развивать реальную политику мира (Лига Наций[17], международная юстиция, Локарно[18]).
Я думаю, оттого, что война перестала быть просчитываемой, она не прекратится. Вопрос в том, прекращается ли вражда, а она, к сожалению, не прекратилась. Один из результатов того, что война более не принадлежит к реальной политике, — изменение, вместе с формой и содержанием войны, также и смысла реальной политики, эта политика больше не является только «искусством возможного», как в ХIХ в. Быть может, как раз из воли к спасению драгоценного достояния, как раз из сознания чудовищности свершающегося поворота и динамического характера современности, как раз из осознания невозможности просчитать войну и возникает новый вид реальной политики, которая вбирает в себя это осознание и готова, обладая правильным оружием, не бояться опасностей, исходящих от готовой к тому же самому противной стороны.
примечания А. Филиппова
1. Смешением правды и лжи (лат.). Латинские термины fas и nefas означают высшее право и то, что ему противоположно, дозволенное богами и запрещенное ими. У Шмитта здесь еще запрятана цитата из «Науки любви» Овидия: «Conquerar, an moneam mixtum fas omne nefasque? / Nomen amicitia est, nomen inane fides» (Ovid. Ars amandi. Lib. Prim. 739–740). Ср. в русском переводе М. Л. Гаспарова: «Скрыть ли тоску и упрек, что смешали мы правду и кривду, / Дружба и верность у нас нынче пустые слова». С этим созвучны следующие, несколькими строками ниже, стихи: «Нынче стыд позабыт — свое лишь каждому любо, / Каждый за радость свою платит страданьем других. / Нынче, увы, не врага своего опасайся, влюбленный, / Чтобы верней уцелеть, мнимых друзей берегись».
2. Военная хитрость (фр.).
3. Ганс Барион (Barion) (1899–1973) — католический священник, специалист по каноническому праву. В 1933 г. под влиянием Шмитта вступил в нацистскую партию, после войны, как и Шмитт, жил на положении «частного ученого», принадлежал к кругу его постоянных корреспондентов.
4. Рудольф Зоом (Sohm) (1841–1917) — немецкий протестантский богослов и правовед, автор знаменитого исследования по церковному праву. Широкую известность приобрела посвященная Зоому речь Бариона при вступлении в должность профессора в Боннском университете в 1931 г. (Rudolph Sohm und die Grundlegung des Kirchenrechts. Tübingen: Mohr, 1931).
5. На полях Шмитт заметил: «[В журнале] Deutsche Rechtswissenschaft, Januar 1942». Шмитт имеет в виду работу Бариона «Der Rechtsbegriff Rudolph Sohms. Zur 100. Wiederkehr von Sohns Geburtstag» (Deutsche Rechtswissenschaft: Vierteljahresschrift der Akademie für deutsches Recht. 1942. 7. Band. S. 47–51), написанную к столетнему юбилею со дня рождения Зоома.
6. Власть конституирующая — власть конституируемая (фр.)
7. Природа творящая — природа творимая (лат.)
8. Die Diktatur — Von den Anfängen des modernen Souveränitätsgedankens bis zum proletarischen Klassenkampf, 1. Aufl., Munchen-Leipzig 1921, 5. Aufl. Berlin 1989. (Шмитт К. Диктатура. СПб.: Наука, 2005. гл.IV стр.151–171)
9. Полнота непосредственных властей во всех и каждом (лат.).
10. Шмитт вторично ссылается на Бруннера и Ганааля. См. в предыдущей публикации «Глоссария» (Цит. соч. С. 77).
11. Призван Богом (лат.).
12. Fehderecht переводят на русский по-разному: как «право вражды», «право смут», «право самообороны».
13. Герман Геллер (Heller) (1991–1933) — немецкий юрист, теоретик конституционного права, в последние годы жизни — оппонент и все более непримиримый критик Шмитта. Вилли Хаас — немецкий публицист и кинокритик. По образованию — юрист. Шмитт имеет в виду, скорее всего, следующую публикацию: Haas W. Eine neue politische Lehre // Die literarische Welt. 1932. 8. Jahrg. № 21 (den 20. Mai). S. 1–2.
14. Джеймс Шотвелл (James Shotwell) (1874–1965) — американский историк и профсоюзный деятель, специалист по международным отношениям.
15. Эрнст Йекк (Jaeckh) (1875–1959) — журналист и профсоюзный деятель, преподавал в Высшей школе политики, где был профессором и Геллер.
16. Карл Шмитт явно позднее заметил на полях: «Этот тезис раскрывает, собственно говоря, все, это один из неисчерпаемых тезисов».
17. Шмитт называет ее так, как принято было у немцев в те годы: Völkerbund, т. е. буквально «Союз народов».
18. В Локарнских договорах 1925 г. гарантировались западные границы Германии.
2.9.47
Эта лекция Джеймса Шотвелла на новой кафедре Карнеги в Высшей школе политики в марте 1927 года[1] — одна из плодотворных и судьбоносных для Германии (ср.: университетская лекция Шеллинга в ноябре 1841 года[2]). Кто там присутствовал? М. Ю. Бонн. Нужны дополнительные разыскания! (Статья М. Ю. Бонна об этом вышла 26.9.1927; молодец, умница Мориц!)
Spiritus malignus, magnus deceptor, о котором говорит Декарт[3], преследует и меня. Он большой хитрец: заставляет бояться неизбежного обмана, коим оборачивается результат всех человеческих действий. Вор, кричащий «держи вора», — фигура довольно безвредная по сравнению с обманщиком, который нашептывает нам, сколь просто нас обмануть. Декарт знал его, самого страшного из всех обманщиков; он отвечал «Sum»[4]; ах да, зум-зум-зум, пчелка-пчелка, пожужжи! Декарт еще подступался к этому древоточцу со своим «ergo» — как трогательно. А вот нам уже не поможет избежать его ни ergo, ни даже молитва, которой мы научились у родителей; остается только крестное знамение. Спасибо тебе, Аннетте[5].
Сколь величественно — Пентесилея[6] среди лирически одаренных молоденьких приказчиков бидермейера[7] — предлагает она прилежному литератору Кастора и Поллукса[8]. Молоденькое деревцо в украшенном незабудками ядовитом болоте немецкого предмартовского периода[9]; она тушуется, словно «старушка матушка» надменного человека, мудрая и глупенькая, опытная и наивная дева. Духовности в ее кустарной солидарности было больше, чем в поэтическом предприятии эпохи Ленау[10]. Это очень грустно. Ты должна была бы встретить Генриха фон Клейста, быть может, на мгновение он воскресил бы амазонку; ты бы разорвала его, но это был бы более благородный конец, чем печальное самоубийство на Ваннзее[11]. Но и здесь: долой всякое «если бы» и «было бы»! Здесь уже ничего нельзя изменить. Tout ce qui arrive est adorable[12].
Русские пространства велики и широки, но духовные пространства земли между Мозелем и Заале, между Фризской землей и Брейсгау много шире и глубже. Тысячу раз я говорил: ничто нельзя уничтожить; и Адам Мюллер[13] говорил, возражая Фихте: кто абсолютно проклинает другого, проклинает сам себя и обрекает себя на вечную борьбу. Но быть может, в этом как раз смысл агональной веры.
Непонимание Шотвеллом этого агонализма (который именно не желает уничтожения); различие агонального и этически-морального воззрения на врага, при котором агональное понимание врага оказывается неожиданно позитивным (и морально благоприятным)[14].
3.9.47
Герхарду Гюнтеру[15]: Здесь желал бы я отдохнуть от многолетней травли. Трижды извергал меня из себя Левиафан. Теперь я понимаю пророка Иону, который отказывался выполнить повеление Господа и пойти в Ниневию, чтобы там проповедовать[16]. Этого не желал бы и я — проповедовать сейчас покаяние; я тоже не хотел бы идти в Ниневию. Следовательно: Quiesco, exul in patria mea[17].
О Бернаносе[18]: я считаю, что он находится в крайней опасности[19].
Его слова на конгрессе ЮНЕСКО в Женеве в конце 1946 года содержат нечто отчаянно вызывающее. Что он там потерял? (Большинство истинно бедных не стали народными комиссарами; они были казнены угнетателями народа при рукоплескании бедняков. Так произошло с Иисусом Христом, и я надеюсь, что это ждет и меня.)
Рыцарские и крестьянские восстания позднего Средневековья в ХIV–ХVI веках — переходная эпоха: новая государственная организация была уже достаточно сильна, чтобы подавлять и ослаблять старые порядки и их защиту (землевладение и феодальное право), и еще недостаточно сильна, чтобы самой гарантировать мир на свой лад (Otto Brunner, Land und Herrschaft, S. 392). Так и сегодня: ослабление национальногосударственного порядка без ясной организации больших пространств или даже международной организации; новое, более территориально не разделенное; отсюда — вражда, пространства замараны и псевдофронты расколоты в самом зародыше.
Вновь живое любопытство, интерес к тому, как связаны между собой Бруно Бауэр и Ницше в их общей противоположности Ф. Штраусу. Не штраусовская ли традиционная гипотеза ожесточает Бауэра и Ницше, двух евангелических экс-теологов[20]? Понятие еврейства у Гамана, Бруно Бауэра, Кьеркегора и Ницше. Понятие детеологизируется и тем самым высвобождается его патогенность.
4.9.47
Протестантский исток: харизма против института[21]; харизма обмирщается[22], становится Gracia[23]; это дает абсолютного вождя[24], в этом принял выдающееся участие и Макс Вебер; все это было духовно-исторически неотвратимо[25].
И напротив, сколь трогательны эти вопли: назад к Гете, назад к идеализму, назад к Натану Мудрому[26], назад, назад! Я могу ответить этим идеалистам-ретроградам (Zurück-Idealisten) лишь словами Каструччо Кастракани: «сейчас, когда ты выходишь, тебе нечего стыдиться; тебе нужно было стыдиться, когда ты входил туда»[27].
«Находимся ли мы на точке поворота всемирной истории?» Этот вопрос Шотвелл вынес в заголовок своего берлинского доклада, прочитанного в марте 1927 года. Ответ, само собой разумеется, утвердительный: Да! (ср.: [записи] 31.8.47, 1.9.47). Ибо в противном случае нельзя было бы так ставить вопрос. Стало быть — точка поворота (от статического к динамическому, от повторов к изменению, от природной связанности к свободе). При этом самое важное — осмысление точки поворота. Это показывает, что мы находимся перед альтернативой: дальше по пути к динамическому или же осмысление и возвращение?[28]
Дальше, то есть к тотальности динамического, ибо [мы] достигли той точки, где этот динамический мир должен полностью уничтожить старый мир и свободная творческая мощь человека тотально объемлет природу, тотально — то есть также физическую и психическую природу человека. Это проблема тотальности, принуждение к тотальному планированию. Это тотальная власть человека, это полное устранение естественных границ. Эта проблема становится ясной, и отчаяние немцев обнаружилось в том, что они во имя старого (природного), нетвердо держась на ногах, вступили в самую дерзкую динамику Нового. Все снова и снова: это проблема тотальности, возникшая из осознания этой точки поворота: «Дайте нам сделать человека». Теперь это должны сказать динамические творцы своего собственного мира; или, скорее, они должны это сделать, если даже перед лицом этого кровавого enfant terrible охотнее будут молчать. Какая путаница фронтов![29]
5.9.47
Поездка в Дортмунд
Итак, Аннете (или лучше сказать здесь: Дросте[30]) и Генрих фон Клейст. Это была бы одна из тех встреч, которых не дозволяют немецкие условия. В Дортмунде — глупенькие и мудрые девы особенно дружелюбны и мудры; осчастливлен этим дружелюбием в этом разрушенном большом городе. Об этом, пожалуй, ты не подозревал, Жорж Бернанос. Ты столь напуган разрушенными немецкими городами и думаешь, видимо, что такие города — это конец света? А для меня Женева и твоя сегодняшняя публика были бы много ужаснее, но прежде всего — твоя собственная ситуация, разве что ты сам знаешь, что находишься в положении изображенного Кьеркегором клоуна, клоуна, который кричит «пожар», поскольку действительно горит, и которому аплодирует публика, ибо считает этот крик превосходной шуткой[31].
примечания А. Филиппова
1. См. об этом в записи в Глоссарии от 31.8.47 и 1.9.47
2. Лекция 15 ноября 1841 г. при вступлении Шеллинга в должность профессора Берлинского университета.
3. Злокозненный дух, великий обманщик (лат.) — фигуры, вводимые Декартом в «Рассуждениях о первой философии»: «Итак, я сделаю допущение, что не всеблагой Бог, источник истины, но какой-то злокозненный гений, очень могущественный и склонный к обману, приложил всю свою изобретательность к тому, чтобы ввести меня в заблуждение…» (Декарт Р. [1994]. Сочинения. Т. 2. М.: Мысль. стр.20).
4. Есмь (лат.) — речь идет о знаменитой формуле Декарта «Cogito ergo sum» (мыслю, следовательно, существую). Очевидность этой интуиции, полагал Декарт, не может быть поколеблена никаким злым духом-обманщиком.
5. Аннетте фон Дросте-Хюльсхоф (1797–1848) — немецкая поэтесса, отличавшаяся глубокой католической религиозностью. Шмитт несколько раз обращается к ее творчеству и упоминает ее имя в «Глоссарии». В записи от 21.12.1947 он говорит о мучительном для Аннетты разрыве между верой и знанием, а в записи от 24.1.1948 — о том, сколь сложно было ей сочетать религиозное служение с позитивной научностью.
6. Пентесилея — в греческой мифологии царица амазонок, сражавшихся под Троей, героиня одноименной трагедии Г. фон Клейста (1777–1811).
7. Бидермейер — художественный стиль, распространившийся в Германии и Австрии в первой половине XIX в. Будучи ответвлением немецкого романтизма, он с начала XX в. рассматривался все чаще как пошлый, мещанский.
8. В конце 1830-х гг. Дросте-Хюльсхоф познакомилась с юным Левином Шюкингом, впоследствии известным литератором. Покровительство молодому человеку переросло в дружбу и любовь. Отношения прервались за несколько лет до кончины поэтессы, когда Шюкинг женился. Много позже Шюкинг написал о ней воспоминания, их любовная переписка издана. Дросте посвятила Шюкингу несколько стихотворений, самое знаменитое, начинающееся словами «Пусть остро слово, словно сталь клинка», завершается уподоблением их отношений неразрывной связи братьев-близнецов Диоскуров — Кастора и Поллукса («Мне руку протяни, мой Диоскур!»). В античности одним из элементов почитания Диоскуров было представление о них как о богах рассвета и сумерек, причем один был утренней, а другой — вечерней звездой, в то время как один находился на Олимпе, другой пребывал в Аиде.
9. В марте 1848 г. в Германии произошла революция.
10. Николаус Ленау (1802–1850) — австрийский поэт-романтик.
11. Клейст покончил с собой на озере Ваннзее близ Потсдама. Он ушел из жизни вместе со смертельно больной возлюбленной, которая просила убить ее. В «Пентесилее» амазонка в безумии убивает доверившегося ей Ахилла и умирает.
12. Все совершающееся достойно восхищения (фр.). Знаменитый афоризм католического писателя Леона Блуа (1846–1917).
13. Адам Мюллер — немецкий философ и государственный деятель. Шмитт подробно и самым негативным образом характеризует его в «Политическом романтизме» (1919).
14. Это — одна из любимых тем Шмитта первых послевоенных лет. См. его работу «Ex captivitatesalus» (1950), вобравшую в себя опыты 1945–1947 гг.
15. Герхард Гюнтер — немецкий политический мыслитель, автор книги «Становящийся рейх» (Das werdende Reich. Hamburg: Hanseatische Verlagsanstalt, 1932).
16. См.: Книга Пророка Ионы, гл. 1.
17. Я покоен, изгнанник в отчизне своей (лат.).
18. Жорж Бернанос (1888–1948) — французский католический мыслитель, писатель и публицист. Шмитт мог исходить из того, что его критика буржуазности плохо совмещается с торжеством либерального самодовольства, но скорее всего, речь идет о том — как можно видеть из записи от 5.9.1947 (см. ниже) — что Бернанос публично высказал ужас и возмущение разрушениями немецких городов.
19. На полях впоследствии (ноябрь 1947 г.) замечено: «смешно, что он стал послом в Риме».
20. Штраус Давид Фридрих (1808–1872) — немецкий философ и богослов. Речь идет о его позиции, сформулированной в книге «Жизнь Иисуса»: история Христа, известная нам через Евангелия, — результат традиции, складывавшейся через устную передачу историй о нем и народное мифотворчество.
21. Шмитт имеет в виду прежде всего знаменитую книгу Рудольфа Зоома (Rudolph Sohm. Das Kirchenrecht. 1892) (см. также примечание 4 к публикации «Глоссария» в предыдущем номере «Социологического обозрения»). Зоом, сочинение которого отчасти было инспирировано работами другого выдающегося протестантского историка религии Адольфа Гарнака (вступившего впоследствии в полемику с ним), самым решительным образом противопоставил церкви как «харизматической организации» церковь как «легальную организацию», то есть политический институт. В харизматической организации ключевое значение имеют учителя, в том числе апостолы и пророки, то есть те, кто обладает особым даром, благодатным даром передавать учение Христа и наставлять в праведной жизни.
22. Макс Вебер испытал большое влияние Зоома, оно обнаруживается как в концепции профессионального призвания, так и собственно в понимании харизмы. Харизма, по Веберу, — это,прежде всего «внеобыденный личный дар», особое качество личности, наделенной сверхъестественными, сверхчеловеческими, во всяком случае, необычными, не встречающимися в повседневной жизни качествами и способностями. Таким образом, появляется также и понятие политической харизмы.
23. Грацией (лат.). Интерпретация этого места представляет затруднения.
24. Понятие вождя как наделенного харизмой, в которую верят (независимо от того, что этой вере объективно соответствует), также появляется у Макса Вебера. Собственно, политический вождь-харизматик обещает посюстороннее избавление от мирских страданий; чем более он радикален в своих обещаниях, тем более абсолютно его господство.
25. На полях Карл Шмитт заметил: «сравни [запись от] 6.6.48».
26. То есть к гуманности и религиозной терпимости — важнейшим темам пьесы «Натан Мудрый» Г. Э. Лессинга.
27. Шмитт цитирует знаменитое сочинение Макьявелли, описавшего жизнь кондотьера Каструччо Кастракани из Лукки: «Проходя по улице, он увидел некоего юношу, выходящего из дома куртизанки. Заметив, что Каструччо его узнал, юноша густо покраснел. «Стыдись не когда выходишь, а когда входишь», — сказал ему Каструччо» (Макьявелли Н. [2004]. Сочинения исторические и политические. Сочинения художественные. Письма. М.: Пушкинская библиотека. С. 491).
28. На полях текста, очевидно, позже замечено: «Гарантия свободы от нужды есть гарантия свободы от Бога».
29. На полях этого фрагмента стенографическая запись, сделанная Карлом Шмиттом, по всей вероятности, позже: «Одни в ужасе отпрянут, другие кричат: лишь теперь начинается самое настоящее, истинное, космическое путешествие Колумба».
30. Дортмунд, родовое имение Аннетте фон Дросте-Хюльсхоф, и родной город Шмитта Плеттенберг, куда он переселился после выхода из заключения и где оставался до конца жизни, находятся сравнительно недалеко друг от друга.
31. Шмитт в юности испытал большое влияние Кьеркегора. Здесь он цитирует одно из важнейших для себя сочинений «Или — или» (см. в русском переводе: Кьеркегор С. [2011]. Или — или / пер. с дат. Н. Исаевой и С. Исаева. СПб.: Амфора. С. 55).
6.9.47 (по возвращении из Мендена [2])
Но такова, пожалуй ситуация каждого интеллектуала и каждого clerc’а[3]; [такова] даже его дефиниция: тот, кто знает и говорит, вместо того, чтобы молчать; или пишет, а не молчит; письменная речь — это самое скверное, черный след чернил, которого так боялась Аннете, которому, «тихо крадучись», следует смерть и жизнь[4]. ([Добавлено] в Нойeнраде[5]; «Ясно, что это знак и для Востока, и для Запада».)
Воскресенье 7.9.47
Смерть Пиндара[6]. Паулю Адамсу[7] было известно место из Mendiant ingrat от 22 июня 1894 года. «Je vous le dis de la part de Dieu»[8], Fumet скрывает его, как и новое издание 1928 года.
Правильно ли я делаю, столь уютно укрывшись на родине? Чтение записей 1912– 1914 годов[9] удивляет бесконечной неподвижностью происходящего, неподвижностью того, что именуют временем; или, что то же самое, бесконечным долготерпением Бога. Никакого так называемого развития, ничего существенного [в части] воспитания, никакого темпа или спешки.
Все снова и снова я ужасаюсь той направленной против меня вражде, которую я развязал одним только произнесением слова, одним лишь называнием имени: «враг». Не преступил ли я тем самым нечто втайне конвенциональное, может быть, Arсanum сей эпохи, Arcanum злобы? Или же я покусился всего лишь на безобидную полезную ложь, одну из многих, на один из тех тайных договоров, даже в самый бесхитростный век неизбежных и жизненно необходимых (именно так: жить захочешь — повертишься[10]), без которых, в конце концов, не обходится и гангстерский клуб?[11] Итак, что это?
Сегодняшнее чтение (пятнадцатое воскресенье после Троицы)[12]: Твои враги — это и мои враги, и поражу я ненавидящих[13] Тебя[14]. Я читаю у Клоделя (Введение к Tardif de Moidrey[15]): «…Et la raison d’Etat, je vous prie! Tout le monde et un chacun a sapropre raison d’Etat»[16]. В том числе и в том, что касается чувствительности к определенным звукам и понятиям. Или я был бестактен? Забыл, что в доме повешенного не говорят о веревке? Среди попавших под проскрипции не говорят о списках, да и не будят лихо, пока спит тихо[17]? Не был ли враг уже оттеснен в пределы теологии? Не возвращается ли он опять, в мифологии, которая приходит с омассовлением и неразрывно связана с ним?
Клодель (Введение к комментарию аббата Тардифа де Муадре к Книге Руфь, 1937): «L’Antéchrist, le Christ noir, l’ombre négative du Christ, a commencé sa carrière avec l’autre et chaque rayon qui vient accroître la splendeur de l’un ajoute refus et contour au blaspheme de l’autre… Le Christ a toujours à se frayer sa route, son crucifix à la main, au milieu des replis et des mandibules des deux bêtes, celle de la terre, temporelle et celle de la mère, spirituelle»[18]. (Cor Jesu, saturatum approbriis[19].)
Итак: Ты живешь на Земле, чтобы познавать Бога. Но Маркс говорил: речь идет не о том, чтобы познавать, но о том, чтобы изменить, то есть овладеть и поставить на службу. От этого никто не пришел в ужас, но ужаснулись констатации того, что между другом и врагом есть различие и что, оказывается, есть еще среди людей вражда. Грубо я схватился за чувствительное место. Вот как черта подкараулили, так он и вспылил да принялся учить манерам тех, кто выследил его.
8.9.47
Аннете, глупенькая и мудрая дева. Итак, Бетховен — это Французская революция, не только Робеспьер, но и Руссо как пастораль; только это делает его настолько поразительно тотальным; это первый и единственный «ландшафт» в смысле секуляризированного рая; он еще вполне верит в ландшафт; это пасторальное влияние Руссо еще важнее, чем воздействие Руссо на Канта, Фихте, молодого Гегеля, Гельдерлина и Шиллера.
9.9.47
Опять изумлен идейным родством с Ориу[20]: Qui dit cérémonie ou formalité, dit action, accomplie en un trait de temps[21] (и нужно было бы еще добавить, [что это действие] локализовано); la cérémonie est essentiellement actuelle[22] (я бы сказал, что она совершается в настоящем), une fois terminée on imagine malaisément des additions posthumes[23] (проблема неотменяемости государственного акта). Это также единство места, времени и действия, особенно у юриста Корнеля[24]. Игра: акт, или: у Ориу: Le territoire contribue à fournir la notion de ce qui est public[25]; или у Ориу: la loi est une disposition par voie générale[26]; или выяснение того, что такое «obéissance prealable»[27]; или: об императивном характере закона и т. д. и т. д. В этом человеке я вижу своего старшего брата, о, счастье таких встреч и узнаваний! Как может устоять легальность как система, если никто больше не способен верить в рациональность законодателя и даже в его добрую волю к объективности? Осознание связи легальности, рациональности и (партийно-политического) нейтралитета (уже у Бодена, Rep [28]. p. 636 etc.).
примечания А. Филиппова
2. Менден — городок в местности Зауэрланд, недалеко от Дортмунда, основной цели его поездки, и Плеттенберга, его родного города.
3. О значении clerc’а («ученого человека», «грамотея») говорил еще Макс Вебер в речи «Политика как профессия», однако Шмитт, скорее всего, вспоминает здесь о термине «clerc» в значении, которое придал ему Жюльен Бенда в известной книге «La trahision des clercs» (1927). Традиционно на другие языки её переводят как «Предательство интеллектуалов». Шмитт ссылался на Бенда еще в конце 1920-х гг. В 1946 г. Бенда выпустил второе издание книги с большим новым предисловием, что вполне могло быть известно Шмитту. Ср. в русском переводе: Бенда Ж. (2009). Предательство интеллектуалов / пер. с фр. В. П. Гайдамака, А. В. Матешук. Москва: Мысль, ИРИСЭН. («Я имею в виду тот класс людей, который я буду здесь называть интеллектуалами, обозначая этим именем всех тех, кто в своей деятельности, по существу, не преследует практических целей…». С. 110.)
4. Цитата из стихотворения А. Дросте-Хюльсхоф «В десятое воскресенье после Троицы»:
«Und eine Feder laß mich nur / Лишь за пером ты мне позволь
Betrachten mit geheimem Beben, / Следить со скрытым содроганьем
Bedenkend, daß der schwarzen Spur / И помнить: по следам чернил,
Folgt leise schleichend Tod und Leben. / Крадутся тихо жизнь со смертью»
(Droste-Hülshoff A. v. [1851]. Das geistliche Jahr. Kap. 46. Am zehnten Sonntage nach den Pfingsten // Droste-Hülshoff A. v. Gesammelte Werke. Bd. 3. München: Emil Vollmenr).
5. Нойенраде — городок в Зауэрланде, на полпути от Мендена до Плеттенберга.
6. По преданию, перед смертью Пиндару явилась Персефона, богиня подземного царства, и посетовала, что в своих стихах он её не упоминает. А через десять дней после смерти душа Пиндара нашептала его престарелой родственнице во сне гимн Персефоне.
7. Пауль Адамс (1895–1952) — журналист, принадлежавший в преднацистский период к партии Центра, старинный знакомый Шмитта еще по Берлину.
8. Я вам это говорю от имени Бога (фр.). Шмитт вновь (ср. запись от 2.09.1947) цитирует Леона Блуа. «Неблагодарный нищий» — дневники Блуа 1892–1895 гг. Станислас Фюме (1896–1983) — поэт, эссеист и литературный критик, написавший о Блуа несколько работ. В составе полного собрания сочинений Блуа, выходившего в 1947–1949 гг., «Неблагодарный нищий» предварен биографией автора, написанной Фюме. См.: L’Oevre complète de Léon Bloy. Paris: imp. De F. Bernouard, 1947–1949. T. 9. Le mediant ingrat. Précédé d’une vie de l’auteur par Stanislas Fumet. См. также: Фюмэ С. (1925). Пилигрим Гроба Господня (Леон Блуа) // Путь. 1925. № 1. С. 154–160 (157–158)
«Молодой скандинавской католичке, влюбленной в обращенного [в католичество] еврея:
Я не поздравляю вас с выбором, бедная девочка… От века еврейская раса была отделена от других человеческих рас, отделена столь радикально и зарезервирована ради будущих Замыслов, что смешивание с евреями всегда рассматривалось среди всех народов как своего рода святотатство.
Если вы хотите стать женой еврея, даже обращенного, вы навлекаете на себя ужасное проклятие, и я вам это говорю от имени Бога — невзирая на мнения всех трусливых или слабоумных священников, что, быть может, давали вам советы» (Bloy L. [1895]. Le mendiant ingrat (Journal de l’Auteur, 1892–1895). Bruxelles: Edmon Deman. P. 228).
Возможно, упоминание Пиндара должно намекать на мистическую связь Шмитта с французским католическим мыслителем.
9. См.: Schmitt C. (2003.) Tagebuch Oktober 1912 bis Februar 1915. Berlin: Akademie.
10. Игра слов, к которой так склонен был Шмитт. От Lebenslüge (буквально: «жизненная ложь», «ложь ради жизни») он переходит к «lebensnotwendigen» — «жизненно необходимые», а затем раскладывает это слово на составляющие: «Lebens–Not–wendigen», буквально: «оборотистый при жизненной нужде».
11. На полях Карл Шмитт заметил: «Покусился ли я на raison d’être и raison d’État, тайные статьи договора, тайные сделки?»
12. Во время католической мессы по воскресеньям (за исключением Пасхального времени) первое чтение — из Ветхого Завета.
13. В тексте «поражающих» (und die Dich schlagen, werde ich schlagen). — Обоснование конъектуры см. след. сноску
14. Судя по всему, Шмитт цитирует псалмы 139 (138), 21–22 и 89 (88), 24. В русском переводе: «Мне ли не возненавидеть ненавидящих Тебя, Господи, и не возгнушаться восстающими на Тебя? Полною ненавистью ненавижу их: враги они мне»; «Сокрушу пред Ним врагов Его и поражу ненавидящих Его». Однако приходится сделать допущение, что Шмитт случайно пишет schlagen вместо hassen. Ср.: «sondern ich will seine Widersacher schlagen vor ihm her, und die ihn hassen, will ich plagen» в лютеровской Библии. Если наше предположение верно, то Шмитт связывает слова Давида, обращенные к Богу, и обетование Бога Давиду. Враги Бога суть враги Давида; враги Давида суть враги Бога.
15. Поль Клодель (1868–1955) — писатель и религиозный мыслитель, написал Введение к переизданию сочинения Тардифа де Муадре «Книга Руфь». Клодель придавал большое значение влиянию Тардифа де Муадре на Леона Блуа. См.: Claudel P. (1938). Introduction au «Livre de Ruth». Paris: Desclée etc.
16. Ну, а государственные резоны — сколько угодно! У всех и каждого есть свой государственный резон (фр.).
17. В оригинале: In der Hölle darf man den Teufel nicht an die Wand malen — «в аду нельзя рисовать на стене черта». — По старому поверью, достаточно было назвать черта или даже нарисовать его на стене, чтобы он тут же явился. Позже это стало поговоркой, аналогичной по смыслу русской поговорке про лихо.
18. Антихрист, тёмный Христос, отрицательная тень Христа, вступил на поприще вместе с ним, и чем ярче сияние одного, тем больше неповиновение другого, тем резче профиль его богохульства… Христос всегда, с распятием в руке, пробивал себе путь меж складок и челюстей зверя земного, мирского, и зверя морского, духовного (фр.).
19. Сердце Христово, оскорблениями [нашими] преисполненное (лат.) (католическая Литания Святейшему Сердцу Иисуса). В книге явная опечатка «approbriis» вместо «opprobriis».
20. Морис Ориу (1856–1929) — французский юрист-институционалист. Шмитт ссылался на него, развивая учение о конкретном порядке.
21. Кто говорит «церемония» или «формальность», тот говорит «действие, совершенное сообразно велению времени» (фр.).
22. Церемония по существу своему совершается в данный момент (фр.).
23. Если с трудом представить себе посмертные добавления, это будет сразу же означать конец церемонии (фр.).
24. Пьер Корнель (1606–1684) — французский драматург, по образованию и в течение первых лет карьеры юрист. Единство места, времени и действия — один из важных принципов классицистской драматургии.
25. Понятие того, что есть публичное, определяется благодаря территории (фр.).
26. Закон есть общее предписание (фр.).
27. Готовность повиноваться (фр.).
28. То есть «Six Livres de la République», трактат Ж. Бодена (1576).
12.1.48
Что? Уолт Уитмен в Европе ХХ века?[1] Мы знаем и совсем иных бахвалов, кроме хвастунов XIX века. Сколько ни пыталась взнуздать меня судьба, я упорствовал. Я смотрел в лицо добровольной смерти от руки палача. Трижды я находился во чреве рыбы, я испробовал поражения в гражданской войне, инфляцию и дефляцию, революции и реставрации, смену режимов и разрывы, денежную реформу, бомбардировки и допросы, лагерь и колючую проволоку, голод и холод, лохмотья и ужасные тюрьмы. Я был (и до сих пор остаюсь) дискриминирован, оклеветан, разобран на части. Террор снизу и террор сверху, террор на земле и террор из воздуха, легальный и иллегальный террор, террор нацистов и евреев, коричневый, красный и серо-буро-малиновый. Я прошел через все это, и все это прошло сквозь меня (так поет, или, скорее, бахвалится Уолт Уитмен ХХ века [2]. Однако превосходство наших дней сказывается ещё и в том, что такому хвастовству приходит конец. Но потому я отнюдь еще не хвалю вывод Рильке: «Комар счастливый прыгает внутри» [3] !
Тем временем мне часто встречается по-отечески заботливый учитель моего собрата Томаса Гоббса, глубокий и загадочный Фрэнсис Бэкон. Его Sermones fideles (в Лейденском издании 1644 г.) [4] стали моим молитвословом; здесь можно обнаружить в сжатом виде основные политико-философские идеи Гоббса: de invidia (C IX) и de ira[5] (L V); а также [следующее суждение]: атеисты как более мирные граждане государства порождают психологию конкуренции; вывод: хитрость всех уловок лисы — ничто перед силой одного льва; басня о лисице и льве[6]; Nam potenti et fido amico plus praesidii habet, quam artes et astutiae complurimae etc.[7] Это мне нравится: Гоббс как ученик Бэкона (ср. 8.3.48).
13.1.48
Встреча с великими представителями немецкого идеализма: Гегель, Энгельс[8]. Снова и снова: огромной важности позиция Самюэля Батлера[9]; как можно, не зная его, написать духовную историю ХIХ века? Как мог Эрнст Юнгер, не зная его, написать «Рабочего»? Наилучшее рассмотрение темы: техника и технократия. Ирония и сатира как элементы магии? Ирония очень серьезна; не такова ирония у великих англичан. The servant glides by imperceptible approaches into the master. Is not machinery linked with animal life in an infinitive variety of ways?[10] Относится к представлению о Левиафане как об огромной машине.
15.1.48
Визит Гюнтера Крауса [11]. Homo homini homunculus. Homunculus homunculo Deus etc[12]. Ряд этих вариаций мы должны будем испить как чашу удовольствий до дна, пока этот сегодняшний гуманизм сам дойдет ad absurdum и ad Acheronta[13]. Не будем преклоняться перед этим бессердечным Богом глобального обмана.
Маленький человек, parvus Homo, становится еще меньше; он становится homunculos; большой человек, magnus Homo, становится еще больше, превращается в Deus. Homo Homini Homo — это нулевая точка чистого безразличия. Здесь отношение практически не может длиться ни секунды. Оно сразу опять разделяется, обретая напряжение, на полярные противоположности, на позитивно и негативно заряженные электроны. Одно усиливается, другое понижается. Magnus Homo «достигает божества», становится изготовителем. Parvus homo становится «более животным, чем животное», становится изделием. Lupus — это действительно еще очень гуманная категория, он все еще является тварью по сравнению с изделиями brave new world[14]! Даже вервольф. Собственно усиления в направлении добра и зла возникают лишь с вмешательством духа.
Самый чудовищный документ из бездны немецкого идеализма: «Но если духовная случайность, произвол, доходит до зла, то и последнее все же представляет собой нечто бесконечно высшее (выше, чем вся природа), чем совершающееся согласно законам движение светил или невинность растений, ибо то, что таким образом уклоняется от правильного пути, все же остается духом» (Гегель, Encycl. § 248)[15].
Все же это восхитительно. Самое скверное, подлое зло человеческого духа больше, чем звездное небо и прекрасные цветы. Ибо то, что так заблуждается, есть дух. Насколько важные слова о нашей немецкой ситуации 1944 года! И уже следующее поколение дало ответ: Макс Вебер.
Поистине продукты распада этой философии окажутся сильнее, чем все реставрации старых церквей. Они высвободят теургические силы, от которых содрогнутся наши убогие победители и хранители права справа и слева и все выгодоприобретатели гигантского позора немецкого народа.
Вместо renouveau catholique[16], которое пришлось на 1910–1933 годы и которого не заметили официальные инстанции, мы переживем теперь фантастический retour offensif[17] философии немецкого идеализма, вооруженной мифически, то есть, на деле, теургически; особенно Гегеля, который перестанет быть теоретически — музейным экспонатом ученой философии, а практически — оружием воинственного марксизма Москвы.
примечания А. Филиппова
1. Шмитт несколько раз обращается к Уитмену в это время, в том числе и в очень важной записи 4.6.1948, где речь идет как раз о напыщенно-хвастливом стиле, в каком и сам Шмитт мог бы ответить своим критикам-эмигрантам.
2. Ср., например, цикл «Посвящения» Уитмена.
3. «Комар счастливый прыгает внутри» / пер. В. Микушевича. У Шмитта — испорченная (ошибка памяти или ошибка издателя) цитата из восьмой Дуинской элегии Р. М. Рильке: «O, Glück des Mücke, die noch inne hüpft» радикально меняет смысл в силу замены «inne» (внутри) на «immer» (всегда, все еще). Контекст стихотворения Рильке внушает мысль скорее об ошибке, чем о сознательной замене. Ср. хотя бы: «Но бытие для зверя бесконечно / И чисто, как пространство перед ним. / Живет он без оглядки на себя. / Там, где мы только будущее видим, / Он видит все и самого себя, / Навеки исцеленного, во всем. / …О тихое блаженство малой твари, / Не покидающей родного лона. / Комар счастливый прыгает внутри, / Свою встречая свадьбу. / Лоно — все». В более поздней записи от 23.5.1948 Шмитт замечает: «Я не принадлежу к тем комарикам, которые за счастье почитают кувыркаться в бедном свете… разрешенной публичности».
4. Латинский перевод собрания малых сочинений Ф. Бэкона «Опыты и наставления нравственные и политические». Гоббс перевел несколько из них.
5. О зависти; о гневе (лат.)
6. Собственно, у Бэкона речь идет о басне, в которой говорится о лисе и кошке: «Лисица хвасталась тем, как много у нее средств и уловок, чтобы спастись от собак; кошка же сказала, что она надеется только на одно-единственное средство, а именно на свою способность лазить по деревьям; однако же это средство оказалось намного надежнее всех тех, которыми хвасталась лиса. Отсюда пословица: „Лисица знает многое, а кошка — одно, но важное“» (Бэкон Ф. [1971]. О достоинстве и приумножении наук / пер. с лат. Н. А. Федорова // Бэкон Ф. Сочинения в 2-х т. Т. 1. М.: Мысль. С. 371). У Шмитта, возможно, здесь контаминация басни Эзопа известным сравнением дарований политического виртуоза с хитростью лисы и силой льва у Макиавелли.
7. Ведь намного надежнее полагаться на одного могучего и верного друга, чем на множество всякого рода уловок и хитростей (лат.) (Бэкон Ф. О достоинстве и приумножении наук. С. 371)
8. Шмитт не расшифровывает здесь причисление Энгельса, наряду с Гегелем, к великим представителям немецкого идеализма. Однако несомненно, что Маркс для него — олицетворение еврейского духа.
9. Самюэль Батлер (1839–1902) — английский писатель, искусствовед, критик. Шмитт находится под впечатлением его труда «Erewhon» (анаграмма слова «nowhere» — «нигде»), название которого традиционно передается на русский как «Едгин». Цитаты ниже — из главы XXIV и главы XXIII.
10. Слуга через ряд незаметных попыток становится господином.
Не связана ли машинерия множеством способов с животной жизнью? (англ.)
11. Гюнтер Краус — немецкий юрист, в 30-е гг., как сообщает редактор немецкого издания «Глоссария» в именном указателе, — сотрудник Шмитта.
12. Человек человеку человечек [гомункулус]. Человечек человечку Бог и т. д. (лат.)
13. До абсурда; до крайних пределов (лат.)
14. Дивного нового мира (англ.). Записи 1948 года открываются этой цитатой из «Бури» Шекспира, которую Олдос Хаксли поставил в заглавие своей нашумевшей книги. Шмитт, как он это нередко делает в «Глоссарии», снова и снова возвращается к именам и темам, которые затрагивает поначалу лишь очень бегло.
15. Гегель Г. В. Ф. (1975). Энциклопедия философских наук. Т. 2: Философия природы. М.: Мысль. С. 31. Добавление в скобках сделано Шмиттом и лишь приблизительно поддается расшифровке.
16. Католическое обновление (фр.) — движение, начавшееся еще в первой трети XIX в., зачинателем которого считают Шатобриана. К нему принадлежали многие видные интеллектуалы, в том числе Жорж Бернанос, Леон Блуа, Поль Клодель, которых часто цитирует Шмитт.
17. Наступательное возвращение (фр.)