читаю книгу сына Гамсуна, а там письмо отца своему брату-сапожнику, напомнившее мне восхитительное послание садовника из Цитадели. (с маленьким сокращением) Весна 1943.
Дорогой Уле!
Я получил твою телеграмму. Да, ты уже старик, оба мы с тобой старики. Только мы с тобой вдвоём и остались из всех потомков дедушки Гаммельтрейна. Но ты единственный жил спокойно в нашем родном доме, а я всё больше скитался по свету. Мы пускаемся в скитания, потому что так устроены, человек не может изменить свою судьбу. Ты за свою долгую жизнь сшил бесконечно много пар обуви, я написал много книг, но вот мы оба умрём, и нас обоих забудут. Однако жалеть об этом не стоит, родятся новые люди, которые тоже умрут и которых тоже забудут. Так уж нам всем суждено.
О себе писать нечего, разве то, что до прошлого года я был совершенно здоров, а потом у меня случилось кровоизлияние, после которого я сильно сдал.
Мой интерес к сельскому хозяйству остался прежним, теперь в Нельхольме я возделываю вдвое больше земли, чем здесь возделывалось раньше, кроме того в своём лесу я посадил не одну сотню тысяч елей. Через сорок лет эти деревья будут годны на брёвна.
Не знаю, относишься ли ты к людям, которые хотели бы, чтобы им на похороны присылали цветы. Я никогда не посылаю цветов на похороны. По-моему, это отвратительный обычай, и я написал в завещании, чтобы мне на похороны цветов не присылали. Мы с тобой, милый Уле, потомки Гаммельтрейна, и нам не нужна вся эта мишура, которой женщины любят украшать гробы. Мы умрём так же, как жили, без лицедейства.
Привет тебе от Марии и от меня.
Брат Кнут.
